Поездка по Северной Корее и Маньчжурии явилась для Гарина самой увлекательной частью его путешествия вокруг света. Отчасти это объясняется тем, что Гарин был одним из первых европейских путешественников, побывавших в стране, которая вследствие изоляционистской политики корейского правительства долгое время была недоступной для иностранцев. Достаточно сказать, что систематическое изучение Северной Кореи было начато русскими исследователями лишь в 1890-х годах, а экспедиция, возглавлявшаяся А. И. Звегинцевым, была наиболее крупной и по составу участников и по объему намечавшихся исследований.

Относящиеся к этой части путешествия записи Гарина отличаются и наибольшей полнотой, и большей систематичностью, и, наконец, наибольшей содержательностью и колоритностью.

Очерки Гарина написаны в распространенной в литературе о путешествиях форме дневниковых записей. Однако среди множества книг этого типа они выделяются присущей их автору исключительной остротой восприятия описываемого материала и яркостью социально-политических, бытовых и ландшафтных зарисовок, наконец живостью и эмоциональностью языка.

Эти качества тем более удивительны, если учесть совершенно необычные условия творческой работы Гарина. Он писал «наскоро», в железнодорожном вагоне, в каюте парохода, где-нибудь на ночлеге в корейской или китайской фанзе, примостившись к краешку походного ящика, или просто в поле, в мороз, под дождем. Не имея времени обработать записи, он передавал рукопись в редакцию и уже принимался за другие неотложные дела. С другой стороны, эта «телеграфная» быстрота его работы придала изложению исключительную динамичность.

Для автора очерков характерно стремление делать выводы на основе своих собственных впечатлений, стремление отрешиться от ходячих в то время представлений, в частности, от глубоко ложного представления о «дикости», интеллектуальной и моральной неполноценности корейского народа.

Корею Гарин посетил в период, когда она находилась в состоянии глубокого кризиса. Феодальная эксплуатация и царивший чиновничий произвол довели страну до крайних пределов разорения. Длительное время совершенно не развивалось сельское хозяйство, служившее основой корейской экономики, пали некогда процветавшие в Корее ремесла и искусство. Огромных размеров достигла экспроприация земель, в результате которой основная масса крестьян была обращена в безземельных арендаторов.

Политическая жизнь страны характеризовалась постоянной борьбой между феодальными группировками за влияние и власть. Экономическую слабость Кореи и ее неустойчивое политическое положение использовали в экспансионистских целях империалистические державы, особенно Япония, которая, стремясь захватить Корею, применяла все средства как экономического и политического давления, так и прямого вооруженного вмешательства. Незадолго до посещения Кореи Гариным Япония, ловко используя крестьянское восстание «тонхаков», вспыхнувшее в Корее в 1894 году, ввела в страну свои войска и, опираясь на военную силу, начала проводить широкую подготовку к захвату всей страны. Изменялась система управления государства, были реорганизованы корейская полиция и армия, поставленные под начало японских офицеров. Японскими агентами в 1895 году была убита корейская королева Мин, которая стояла во главе оппозиции Японии.

Корея очаровала Гарина своими необъятными просторами, прекрасными пейзажами, природными богатствами, высоким интеллектом и поэтичностью ее жителей, – наконец, тем сердечным приемом, который повсюду встречали русские.

Но писатель с грустью наблюдает здесь ту же картину, что и у себя на родине, – огромные природные богатства, могущие обеспечить довольство и счастье народа и бесправное, нищенское существование миллионов тружеников.

Понимая, что для процветания корейского народа нужны «безопасные, обеспечивающие его жизнь и потребности условия существования», Гарин, однако, основной предпосылкой для этого считает приобретение «технических знаний», без которых «в наше время нельзя быть богатым», учебу у более культурных народов. В этом сказалась ограниченность мировоззрения писателя, полагавшего, что возрождение страны возможно без коренных социальных преобразований.

Ошибочны и некоторые другие высказывания Гарина, например, о «детскости» корейцев, их неспособности к войне, но такие высказывания редки, да и в них сквозит в первую очередь уважение к миролюбию корейского народа.

Дневника Гарина дают многочисленные яркие примеры крепнувшей русско-корейской дружбы. Корейский народ, вынесший многовековую неравную борьбу с китайскими феодалами и японскими захватчиками за свою национальную независимость и оказавшийся в конце прошлого столетия перед угрозой империалистического закабаления Японией, понимал великое значение русского народа для освобождения своей страны. «Имя русского в Корее священно, – говорит Гарину кунжу города И-чжоу. – Слишком много для нас сделала Россия и слишком великодушна она, чтобы мы не ценили этого. Русский – самый дорогой наш гость».

Надо отметить, что братское отношение к корейскому народу и высокая оценка его моральных качеств были характерны для большинства русских путешественников в Корее. И это тем более важно подчеркнуть, что для многих западноевропейских и американских путешественников в Корее, так же как и для японских экспансионистов, было характерно пренебрежительное отношение к этому народу, взгляд на корейскую нацию как на неполноценную, не способную к прогрессу и к самостоятельному существованию. Клевета американских расистов на корейский народ у отдельных писателей доходила до изображения его как «гнилого продукта разложившейся восточной цивилизации». (G. Kennan, Korea: Degenerate state. «Out look», oct. 7, 1905, p. 409.)

Во время путешествия по Корее писателем был также собран и обработан фольклорный материал. Всего Гариным было записано до ста корейских сказок, легенд и мифов; из них сохранилось шестьдесят четыре, так как одна тетрадь с записями была потеряна в пути.

В этих простых рассказах, мифах, легендах, создававшихся самим народом, ярко отразились быт, мировоззрение и чаяния трудового народа Кореи. В них воспевается любовь к человеку, труду, уважение к женщине.

До Гарина корейский фольклор был издан в ничтожном количестве: две сказки на русском языке в русских изданиях, семь сказок – в английских изданиях. И после Гарина, насколько нам известно, так полно он не издавался еще никем.

Собранный Гариным в Корее фольклорный материал, являющийся самым значительным вкладом в корейскую фольклористику, представляет огромную ценность для изучения истории и литературы корейского народа.

После Кореи путь Гарина лежал через Китай, где он пробыл недолго: два дня в порту Чифу на Шаньдунском полуострове и пять дней в Шанхае.

Для Гарина неприемлемы некоторые «гнусные» законы, шанхайская Чайная улица и многое другое. Но основное в его отношении к китайскому народу – уважение к нации, которая, будучи «задавленной произволом экономическим, религиозным уродством, живет и обнаруживает изумительную жизнерадостность и энергию».

Как бы полемизируя с ходячими представлениями своего времени, Гарин «энергично протестует против обвинения китайцев в нечестности», сообщает, что в коммерческом мире китайцам «верят на слово очень крупные суммы», свидетельствует, что тип китайца, «которого считают долгом изображать на своих этикетках торговцы чайных и других китайских товаров», – не более как карикатура.

Через неделю пароход, на котором Гарин отправился из Шанхая, пришел в Нагасакскую бухту. Следующая остановка в Японии – порт Иокогама на восточном побережье Хансю. Гарин пробыл здесь три дня; он ездит по японским железным дорогам, интересуется крестьянскими полями, благоустроенными плантациями и садами, посещает заводы и железнодорожные мастерские.

Первое же впечатление от Японии рассеивает у Гарина навеянные произведениями французского романиста Пьера Лоти идиллические образы прежней, феодальной Японии. Гарин видит новую Японию, вступившую на путь быстрого капиталистического развития и империалистических захватов. Здесь он наблюдает совершенно иную, по сравнению с Кореей и Китаем, картину – стремительный подъем экономики, политическую активность, технический прогресс, оживление городской жизни, торговли. Словно «весь народ в каком-то бессознательном порыве торопится сбросить с себя всю ту рутину, которая сковывала его до сих пор».

Гарина восхитили прекрасно обработанные поля, «гениальная нерутинность» японских техников, интеллигентность служащих – почтового чиновника, продавщицы книжного магазина, – высокий художественный вкус, проявляющийся в ремесленных изделиях, повседневном быте.

Но и здесь Гарина возмущают отвратительные картины жестокой эксплуатации, безграничного унижения человеческого достоинства, – сотни дженериков, из которых самый сильный не выдерживает этой работы более пяти-десяти лет, целые улицы с выставленными в клетках женщинами – живым товаром.

Америка, куда направился Гарин после Японии, многим привлекла его. Гарина, талантливого инженера, она захватила могучим размахом техники, относительно высоким жизненным уровнем, деловитостью – всем своим ритмом напряженной полнокровной жизни. Всюду видел он огромные результаты труда, не связанного пережитками феодально-крепостнических отношений.

Гарин правильно подметил и ряд отрицательных черт американской жизни – отсутствие высоких духовных интересов, поэтичности, иссушающий душу практицизм.

Однако относительная прогрессивность капиталистического строя заслонила от Гарина многое органически сопутствующее развитию капитализма.

Для писателя остались незамеченными наиболее глубокие процессы экономической и политической жизни США того времени. В 90-х годах США по экономическому развитию обогнали старые капиталистические страны. Вместе с ростом монополий и расширением их деятельности огромных размеров достигло расхищение природных и людских ресурсов, спекуляция, коррупция. Быстрыми темпами шло разорение фермерства и образование в городах армии безработных. В целях борьбы против массового движения господствующие классы добились создания национальной гвардии, разжигали расовую и национальную рознь, начали проводить экспансионистскую политику.

В известной мере ограниченность суждений Гарина объясняется тем, что он не сталкивался, по сути дела, с жизнью страны, наблюдал ее, как турист в течение очень непродолжительного времени. Однако была и другая причина, кроющаяся в мировоззрении писателя. В те годы Гарин возлагал большие надежды на интеллигенцию, на технический прогресс, верил в возможность преобразовать действительность в условиях существующего строя. Ему казалось, что в Америке, где каждый хотя и работает, преследуя «исключительно эгоистическую цель накопления», – благодаря общему более высокому культурному уровню среднего рабочего, фермера, – в значительной мере разрешена проблема социального равенства. «Громадные филантропические учреждения достаточны, чтобы дать место у себя слабым, неспособным, отработавшимся, – пишет Гарин, – …нищеты почти нет здесь».

Правильно констатируя экспансионистские тенденции американского капитализма, – завоевание новых рынков сбыта для растущей массы продукции, Гарин не увидел, что наряду с этим происходит систематическое сужение внутреннего рынка за счет разорения массы мелких фермеров и образования в городах армии безработных.

Путевые записи Гарин заканчивает описанием своих европейских встреч. На английском пароходе, который вез его через Атлантический океан в Европу, пассажирами были преимущественно англичане. Впечатление от этого общества, отмечает Гарин, тяжелое, гнетущее. Все их разговоры только о необходимости войны, о захвате чужих территорий.

Под тяжелым впечатлением от этих встреч, не желая слышать «диких воплей этих пожелавших крови и смерти людей», Гарин изменяет свой первоначальный план посетить Лондон. Однако и Париж, очаг старой буржуазной культуры, разочаровал Гарина. «Старый буржуазный строй отживает, и нигде это умирание, разложение заживо не чувствуется так, как в Париже». Но писателю привелось познакомиться и с другой стороной жизни Парижа, увидеть людей, борющихся за будущее человечества. «Я увидел, каким ключом бьет эта будущая жизнь там, видел свежесть, силу и веру этих людей». Этими словами о социалистах, борющихся за будущее человечества, думы о котором в творческих исканиях самого Гарина всегда занимали большое место, он заканчивает записи о путешествии.

В своих дневниках Гарин касается широкого круга тем из области географии, истории, этнографии, литературы, искусства, политики. Поэтому, естественно, было бы трудно ожидать одинаковой компетентности писателя во всех рассматриваемых им вопросах. Многое из того, что пишет в своих дневниках Гарин, не до конца продумано, иногда звучит наивно, а отдельные его высказывания просто ошибочны. Советскому читателю сейчас нетрудно заметить всю несостоятельность рассуждений писателя, например, о том, что «китаец пережил и умер навсегда для политической жизни» или что уделом китайского народа стали только «экономическое поприще и личная выгода». Однако подобных ошибочных высказываний в гаринских дневниках сравнительно немного, и скорее приходится удивляться, что при такой исключительной широте охвата материала допускавшиеся им неточности и ошибки не столь велики.

Дневники Гарина сыграли важную роль в развитии дружеских связей русского народа с соседними дальневосточными странами. Независимо от того, ошибался или не ошибался в отдельных случаях Гарин, он всегда оставался правдивым, искренним и дружески расположенным к простому человеку, к любому труженику независимо от его национальности.

Научные результаты своих наблюдений и исследований в Корее и Маньчжурии, давшие ценные географические сведения о малоизведанных территориях, в особенности о районе Пектусана, публиковались Гариным в специальных изданиях – «Отчетах членов экспедиции 1898 года в Северной Корее» и в «Трудах осенней экспедиции 1898 года» (изданных в 1898 и 1901 гг.).

Свои впечатления, заносившиеся писателем почти ежедневно в полевую книжку, Гарин опубликовал вскоре по возвращении из путешествия, под общим названием «Карандашом с натуры», в журнале «Мир божий» за 1899 год №№ 2–7, 10–12. Позднее, стилистически исправленные, под заглавием «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову», вместе с очерками «Вокруг света» дневники Гарина были выпущены отдельной книгой в издательстве «Знание», Спб. 1904.

Известна публикация дневниковых записей Гарина в Полном собрании сочинений изд. «Освобождение» (тт. 6 и 7, 1914) под названием «В стране Желтого дьявола». Текст этой публикации содержит ряд разночтений с текстом «Знания». Очевидно, редакции этих изданий располагали разными источниками для публикации.

_____________________

1. Дневниковые записи «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову», так же как и очерки «Вокруг света», написаны Гариным во время кругосветного путешествия, совершенного им в 1898 году; тогда же записаны им и «Корейские сказки».
Желая отдохнуть после окончания строительства железной дороги в Поволжье, писатель решает предпринять путешествие и намечает маршрут: Сибирь, Дальний Восток, через Тихий океан в Америку и через Европу обратно в Петербург.
Перед отъездом им было получено предложение принять участие в работах возглавлявшейся А. И. Звегинцевым крупной исследовательской экспедиции, отправлявшейся в Северную Корею и Маньчжурию. Это предложение, хотя несколько и нарушало планы Гарина, было принято им весьма охотно, поскольку представлялась возможность посетить один из интереснейших районов зарубежного Дальнего Востока. (вернуться)


в начало страницы